Малолетний узник Клера Викторовна Екимова: родилась 13 ноября 1929 года в деревне Прудки Себежского района Псковской области.  25 лет была председателем ревизионной комиссии Псковского облпотребсоюза, в системе потребительской кооперации проработала 54 года.

Когда началась война, мне было 12 лет. Незадолго до этого наш дом сгорел, и наша семья переехала из деревни в поселок Идрица, где для родителей нашлась работа на строительстве военного городка. Нам дали квартиру в доме рядом с железнодорожным вокзалом, а в то время это был крупный железнодорожный узел, по 20 эшелонов стояли на путях. И вот помню, как в начале июля началась бомбежка, мы даже не поняли, а просто смотрели на эти самолеты, на то, как падают бомбы, совершенно не подозревая, чем это нам грозит. Начался пожар и наш дом сгорел. Мы остались без крыши над головой и вынуждены были перебраться в деревню Лойно в 6 км от Идрицы, где жила наша бабушка.

Старшего брата Ивана, он только школу закончил, немцы отправили в Германию. Он дважды пытался бежать, и вторая попытка удалась. Брат добрался до Белоруссии и с 1942 года воевал, сначала в партизанском отряде, потом на передовой, был ранен, но дошел до Берлина. После войны служил в системе МВД.

Второго брата, Леонида, немцы забрали на работы, сначала на аэродром в Идрице, а потом перебросили в Латвию. А когда советские войска их освободили, то попал на фронт, но воевал недолго. Мама получила похоронку, в которой сообщалось, что он погиб в ожесточенных боях при освобождении Риги. Но до сих пор мы не знаем, где его могила. Брат погиб, когда ему было всего 19 лет.

Нас немцы увезли в прифронтовой лагерь, который располагался в дер. Исаково, недалеко от Идрицы. Территория была обнесена колючей проволокой. Спали мы на нарах в два ряда по 16 человек в бараке. За едой ходили на общую кухню. Нам давали похлебку из картошки и шпината. Я первый раз услышала, что такое шпинат — в брикетах его немцам доставляли. Иногда привозили с фронта убитых лошадей. Вот мы с банками консервными вместо чашек и ходили за едой.

А на работу нас гоняли окопы копать, вагоны разгружать со снарядами — фронт был в 10 километрах. Мужчины постарше загружали снаряды и бочки с порохом на катера и отправляли через озеро на линию фронта. Так наши ребята порох в озеро высыпали, вытаскивали внутренности сигнальных ракет. Все это происходило на прифронтовой полосе и наши самолеты, наши «ястребки» не давали немцам покоя. И до нас тоже снаряды долетали.

Убитых немцев привозили в деревню и нас заставляли их хоронить.  Мы мыли их кольца, зубы, укладывали все это в пакеты вместе с документами и фотографиями.

Шел 1944 год. Однажды мы проснулись утром – нет никого, все немцы разбежались. Мы не знали, что случилось, только слышали, как взрывали железную дорогу. Надо было разбегаться, но мы боялись, не знали, куда идти. Вдруг увидели с холма, что какие-то комочки двигаются, а это были наши разведчики в касках, мы тогда даже формы наших солдат не знали. Зашли к нам в бункер и так нам обрадовались: «Мы прошли десятки километров от Пустошки и ни одного живого человека не встретили». Мы плакали, обнимались. Потом нас отвезли в деревню, я помню сидела на орудии. Бабушку мы нашли мертвой. Папу мобилизовали, и он дошел до Берлина. Мы остались с мамой, было голодно, нечего было есть. Потом советская власть дала нам корову, потому что двое наших родных были на фронте.

Воспоминания записаны 7 мая 2020 года.